"Пикник на обочине"
|
- Ничего подобного. Вполне прилично держались ребята. Особенно
Кирилл. Прирожденный сталкер, - говорю. - Ему бы опыта побольше,
торопливость с него эту ребячью сбить, я бы с ним каждый день в Зону
ходил.
- И каждую ночь? - спрашивает он с пьяным смешком.
- Ты это брось, - говорю. - Шутки шутками...
- Знаю, - говорит он. - Шутки шутками, а за такое можно и схлопотать.
Считай, что я тебе должен две плюхи...
- Кому две плюхи? - встрепенулся Гуталин. - Который здесь?
Схватили мы его за руки, еле усадили. Дик ему сигарету в зубы вставил
и зажигалку поднес. Успокоили. А народу тем временем все прибавляется.
Стойку уже облепили, многие столики заняты. Эрнест своих девок кликнул,
бегают они, разносят кому что: кому пива, кому коктейлей, кому чистого. Я
смотрю, последнее время в городе много незнакомых появилось, все больше
какие-то молокососы в пестрых шарфах до полу. Я сказал об этом Дику. Дик
кивнул.
- А как же, - говорит. - Начинается большое строительство. Институт
три новых здания закладывает, а кроме того, Зону собираются стеной
огородить от кладбища до старого ранчо. Хорошие времена для сталкеров
кончаются...
- А когда они у сталкеров были? - говорю. А сам думаю: "Вот тебе и
на, что еще за новости? Значит, теперь не подработаешь. Ну что ж, может,
это и к лучшему, соблазна меньше. Буду ходить в Зону днем, как порядочный,
- деньги, конечно, не те, но зато куда безопаснее: "галоша", спецкостюм,
то-се, и на патрулей наплевать... Прожить можно и на зарплату, а выпивать
буду на премиальные". И такая меня тоска взяла! Опять каждый грош считать:
это можно себе позволить, это нельзя себе позволить, Гуте на любую тряпку
копи, в бар не ходи, ходи в кино... И серо все, серо. Каждый день серо, и
каждый вечер, и каждую ночь.
Сижу я так, думаю, а Дик над ухом гудит:
- Вчера в гостинице зашел я в бар принять ночной колпачок, сидят
какие-то новые. Сразу они мне не понравились. Подсаживается один ко мне и
заводит разговор издалека, дает понять, что он меня знает, знает, кто я,
где работаю, и намекает, что готов хорошо оплачивать разнообразные
услуги...
- Шпик, - говорю я. Не очень мне интересно было это, шпиков я здесь
навидался и разговоров насчет услуг наслышался.
- Нет, милый мой, не шпик. Ты послушай. Я немножко с ним побеседовал,
осторожно, конечно, дурачка такого состроил. Его интересуют кое-какие
предметы в Зоне, и при этом предметы серьезные. Аккумуляторы, "зуда",
"черные брызги" и прочая бижутерия ему не нужна. А на то, что ему нужно,
он только намекал.
- Так что же ему нужно? - спрашиваю я.
- "Ведьмин студень", как я понял, - говорит Дик и странно как-то на
меня смотрит.
- Ах, "ведьмин студень" ему нужен! - говорю я. - А "смерть-лампа"
ему, случайно, не нужна?
- Я его тоже так спросил.
- Ну?
- Представь себе, нужна.
- Да? - говорю я. - Ну так пусть сам и добывает все это. Это же раз
плюнуть! "Ведьмина студня" вон полные подвалы, бери ведро да зачерпывай.
Похороны за свой счет.
Дик молчит, смотрит на меня исподлобья и даже не улыбается. Что за
черт, нанять он меня хочет, что ли? И тут до меня дошло.
- Подожди, - говорю. - Кто же это такой был? "Студень" запрещено даже
в институте изучать...
- Правильно, - говорит Дик неторопливо, а сам все на меня смотрит. -
Исследования, представляющие потенциальную опасность для человечества.
Понял теперь, кто это?
Ничего я не понимал.
- Пришельцы, что ли? - говорю.
Он расхохотался, похлопал меня по руке и говорит:
- Давай-ка лучше выпьем, простая ты душа!
- Давай, - говорю, но злюсь. Тоже мне нашли себе простую душу, сукины
дети! - Эй, - говорю, - Гуталин! Хватит спать, давай выпьем.
Нет, спит Гуталин. Положил свою черную ряшку на черный столик и спит,
руки до полу свесил. Выпили мы с Диком без Гуталина.
- Ну ладно, - говорю. - Простая я там душа или сложная, а про этого
типа я бы тут же донес куда следует. Уж на что я не люблю полицию, а сам
бы пошел и донес.
- Угу, - говорит Дик. - А тебя бы в полиции спросили: а почему,
собственно, оный тип именно к вам обратился? А?
Я помотал головой:
- Все равно. Ты, толстый боров, в городе третий год, а в Зоне ни разу
не был, "ведьмин студень" только в кино видел, а посмотрел бы ты его в
натуре, да что он с человеком делает, ты бы тут же и обгадился. Это,
милок, страшная штука, ее из Зоны выносить нельзя... Сам знаешь, сталкеры
- люди грубые, им только капусту подавай, да побольше, но на такое даже
покойный Слизняк не пошел бы. Стервятник Барбридж на такое не пойдет... Я
даже представить себе боюсь, кому и для чего "ведьмин студень" может
понадобиться...
- Что ж, - говорит Дик. - Все это правильно. Только мне, понимаешь,
не хочется, чтобы в одно прекрасное утро нашли меня в постельке
покончившего жизнь самоубийством. Я не сталкер, однако человек тоже грубый
и деловой, и жить, понимаешь, люблю. Давно живу, привык уже...
Тут Эрнест вдруг заорал из-за стойки:
- Господин Нунан! Вас к телефону!
- Вот дьявол, - говорит Дик злобно. - Опять, наверное, рекламация.
Везде найдут. Извини, - говорит, - Рэд.
Встает он и уходит к телефону. А я остаюсь с Гуталином и с бутылкой,
и поскольку от Гуталина проку никакого нет, то принимаюсь я за бутылку
вплотную. Черт бы побрал эту Зону, нигде от нее спасения нет. Куда ни
пойдешь, с кем ни заговоришь - Зона, Зона, Зона... Хорошо, конечно,
Кириллу рассуждать, что из Зоны проистечет вечный мир и благорастворение
воздухов. Кирилл хороший парень, никто его дураком не назовет, наоборот,
умница, но ведь он же о жизни ни черта не знает. Он же представить себе не
может, сколько всякой сволочи крутится вокруг Зоны. Вот теперь,
пожалуйста: "ведьмин студень" кому-то понадобился. Нет, Гуталин хоть и
пропойца, хоть и психованный он на религиозной почве, но иногда
подумаешь-подумаешь, да и скажешь: может, действительно оставить дьяволово
дьяволу? Не тронь дерьмо...
Тут усаживается на место Дика какой-то сопляк в пестром шарфе.
- Господин Шухарт? - спрашивает.
- Ну? - говорю.
- Меня зовут Креон, - говорит. - Я с Мальты.
- Ну, - говорю. - И как там у вас на Мальте?
- У нас на Мальте неплохо, но я не об этом. Меня к вам направил
Эрнест.
Так, думаю. Сволочь все-таки этот Эрнест. Ни жалости в нем нет,
ничего. Вот сидит парнишка смугленький, чистенький, красавчик, не брился
поди еще ни разу и девку еще ни разу не целовал, а Эрнесту все равно, ему
бы только побольше народу в Зону загнать, один из трех с хабаром вернется
- уже капуста...
- Ну и как поживает старина Эрнест? - спрашиваю.
Он оглянулся на стойку и говорит:
- По-моему, он неплохо поживает. Я бы с ним поменялся.
- А я бы нет, - говорю. - Выпить хочешь?
- Спасибо, я не пью.
- Ну закури, - говорю.
- Извините, но я и не курю тоже.
- Черт тебя подери! - говорю я ему. - Так зачем тебе тогда деньги?
Он покраснел, перестал улыбаться и негромко так говорит:
- Наверное, - говорит, - это только меня касается, господин Шухарт,
правда ведь?
- Что правда, то правда, - говорю я и наливаю себе на четыре пальца.
В голове, надо сказать, уже немного шумит и в теле этакая приятная
расслабленность: совсем отпустила Зона. - Сейчас я пьян, - говорю. -
Гуляю, как видишь. Ходил в Зону, вернулся живой и с деньгами. Это не часто
бывает, чтобы живой, и уже совсем редко, чтобы с деньгами. Так что давай
отложим серьезный разговор...
Тут он вскакивает, говорит "извините", и я вижу, что вернулся Дик.
Стоит рядом со своим стулом, и по лицу его я понимаю: что-то случилось.
- Ну, - спрашиваю, - опять твои баллоны вакуум не держат?
- Да, - говорит он. - Опять...
Садится, наливает себе, подливает мне, и вижу я, что не в рекламации
дело. На рекламации он, надо сказать, поплевывает, тот еще работничек!
- Давай, - говорит, - выпьем, Рэд. - И, не дожидаясь меня,
опрокидывает залпом всю свою порцию и наливает новую. - Ты знаешь, -
говорит он, - Кирилл Панов умер.
Сквозь хмель я его не сразу понял. Умер там кто-то и умер.
- Что ж, - говорю, - выпьем за упокой души...
Он глянул на меня круглыми глазами, и только тогда я почувствовал,
словно все у меня внутри оборвалось. Помнится, я встал, уперся в
столешницу и смотрю на него сверху вниз.
- Кирилл?!. - А у самого перед глазами серебряная паутина, и снова я
слышу, как она потрескивает, разрываясь. И через это жуткое потрескивание
голос Дика доходит до меня как из другой комнаты:
- Разрыв сердца. В душевой его нашли, голого. Никто ничего не
понимает. Про тебя спрашивали, я сказал, что ты в полном порядке...
- А чего тут не понимать? - говорю. - Зона...
- Ты сядь, - говорит мне Дик. - Сядь и выпей.
- Зона... - повторяю я и не могу остановиться. - Зона... Зона...
Ничего вокруг не вижу, кроме серебряной паутины. Весь бар запутался в
паутине, люди двигаются, а паутина тихонько потрескивает, когда они ее
задевают. А в центре Мальтиец стоит, лицо у него удивленное, детское,
ничего не понимает.
- Малыш, - говорю я ему ласково. - Сколько тебе денег надо? Тысячи
хватит? На! Бери, бери! - сую я ему деньги и уже кричу: - Иди к Эрнесту и
скажи ему, что он сволочь и подонок, не бойся, скажи! Он же трус!.. Скажи
и сейчас же иди на станцию, купи себе билет и прямиком на свою Мальту!
Нигде не задерживайся!..
Не помню, что я там еще кричал. Помню, оказался я перед стойкой,
Эрнест поставил передо мной бокал освежающего и спрашивает:
- Ты сегодня вроде при деньгах?
- Да, - говорю, - при деньгах...
- Может, должок отдашь? Мне завтра налог платить.
И тут я вижу: в кулаке у меня пачка денег. Смотрю я на эту капусту
зеленую и бормочу:
- Надо же, не взял, значит, Креон Мальтийский... Гордый, значит...
Ну, все остальное судьба.
- Что это с тобой? - спрашивает друг Эрни. - Перебрал малость?
- Нет, - говорю. - Я, - говорю, - в полном порядке. Хоть сейчас в
душ.
- Шел бы ты домой, - говорит друг Эрни. - Перебрал ты малость.
- Кирилл умер, - говорю я ему.
- Это который Кирилл? Шелудивый, что ли?
- Сам ты шелудивый, сволочь, - говорю я ему. - Из тысячи таких, как
ты, одного Кирилла не сделать. Паскуда ты, - говорю. - Торгаш вонючий.
Смертью ведь торгуешь, морда. Купил нас всех за зелененькие... Хочешь,
сейчас всю твою лавочку разнесу?
И только я замахнулся как следует, вдруг меня хватают и тащат
куда-то. А я уже ничего не соображаю и соображать не хочу. Ору чего-то,
отбиваюсь, ногами кого-то бью, потом опомнился, сижу в туалетной, весь
мокрый, морда разбита. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю, и тик мне
какой-то щеку сводит, никогда этого раньше не было. А из зала шум, трещит
что-то, посуда бьется, девки визжат, и слышу: Гуталин ревет, что твои
гризли: "Покайтесь, паразиты! Где Рыжий? Куда Рыжего дели, чертово
семя?.." И полицейская сирена завывает.
Как она завыла, тут у меня в мозгу все словно хрустальное сделалось.
Все помню, все знаю, все понимаю. И в душе уже больше ничего нет, одна
ледяная злоба. Так, думаю, я тебе сейчас устрою вечерочек! Я тебе покажу,
что такое сталкер, торгаш вонючий! Вытащил я из часового карманчика
"зуду", новенькую, ни разу не пользованную, пару раз сжал ее между
пальцами для разгона, дверь в зал приоткрыл и бросил ее тихонько в
плевательницу. А сам окошко в сортире распахнул и на улицу. Очень мне,
конечно, хотелось посмотреть, как все это получится, но надо было
убираться поскорее. Я эту "зуду" переношу плохо, у меня от нее кровь из
носа идет.
Перебежал я через двор и слышу: заработала моя "зуда" на всю катушку.
-7-
назад
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
дальше
|
|
|