|
"Пикник на обочине"
|
в нем мгновенно вспыхивали и гасли маленькие радуги. Рэдрик посмотрел на
это дрожание, сплюнул почти всухую и отвернулся.
- Дальше, - сказал он, и Артур повернул к нему напряженное лицо. -
Вон тряпье, видишь? Да не туда смотришь! Вон там, правее...
- Да, - сказал Артур.
- Так вот, это был некий Хлюст. Давно был. Он не слушался старших и
теперь лежит там специально для того, чтобы показывать умным людям дорогу.
Возьми два пальца влево от этого Хлюста... Взял? Засек точку? Ну примерно
там, где лозняк чуть погуще... Двигай туда. Пошел!
Теперь они шли параллельно насыпи. С каждым шагом воды под ногами
становилось все меньше, и скоро они шагали уже по сухим пружинистым
кочкам. А на карте здесь везде сплошное болото, подумал Рэдрик. Устарела
карта, давненько Барбридж здесь не бывал, вот она и устарела. Плохо. Оно,
конечно, по сухому идти легче, но лучше уж чтобы здесь было это болото...
Ишь вышагивает, подумал он про Артура. Как по центральному проспекту.
Артур, видимо, приободрился и шел теперь полным шагом. Одну руку он
засунул в карман, а другой весело отмахивал, словно на прогулке. Тогда
Рэдрик пошарил в кармане, выбрал гайку граммов на двадцать и,
прицелившись, запустил ему в голову. Гайка попала Артуру прямо в затылок.
Парень ахнул, обхватил голову руками и, скорчившись, рухнул на сухую
траву. Рэдрик остановился над ним.
- Вот так оно здесь и бывает, Арчи, - сказал он назидательно. - Это
тебе не бульвар, ты здесь со мной не на шпацир вышел.
Артур медленно поднялся. Лицо у него было совершенно белое.
- Все понятно? - спросил Рэдрик.
Артур глотнул и покивал.
- Вот и хорошо. А в следующий раз надаю по зубам. Если жив
останешься. Пошел!
А из паренька мог бы получиться сталкер, думал Рэдрик. Звали бы его,
наверное, Красавчик Арчи. У нас был уже один красавчик, звали его Диксон,
а теперь его зовут Суслик. Единственный сталкер, который попал в
"мясорубку" и все-таки выжил. Повезло. Он-то, чудак, до сих пор думает,
что это его Барбридж из "мясорубки" вытащил. Черта с два! Из "мясорубки"
не вытащишь... Из Зоны он его выволок, это верно. Совершил Барбридж такой
геройский поступок! Только попробовал бы он не выволочь! Эти его штучки
тогда уже всем надоели, и ребята ему сказали в тот раз прямо: один лучше
не возвращайся. А ведь как раз тогда Барбриджа и прозвали Стервятником, до
этого он у нас в Битюках ходил...
Рэдрик вдруг ощутил на левой щеке едва заметный ток воздуха и сейчас
же, еще не успев ни о чем подумать, крикнул:
- Стой!
Он вытянул руку влево. Ток воздуха чувствовался там сильнее. Где-то
между ними и насыпью разлеглась "комариная плешь", а может быть, она шла и
по самой насыпи, не зря же свалились вагонетки. Артур стоял как вкопанный,
он даже не обернулся.
- Возьми правее, - приказал Рэдрик. - Пошел.
Да, неплохой был бы сталкер... Кой черт, жалею я его, что ли? Этого
еще не хватало. А меня кто-нибудь когда-нибудь жалел?.. Вообще-то да,
жалели. Кирилл меня жалел. Дик Нунан меня жалеет. Правда, он, может быть,
не столько меня жалеет, сколько к Гуте прислоняется, но, может быть, и
жалеет, одно другому не помеха у порядочных людей... Только мне вот жалеть
никого не приходится. У меня выбор: или-или... Он впервые с полной
отчетливостью представил себе этот выбор: или этот паренек, или моя
Мартышка. Тут и выбирать нечего, все ясно. Если только чудо возможно,
сказал какой-то голос изнутри, и он с ужасом и ожесточением задавил в себе
этот голос.
Они миновали груду серого тряпья. От Хлюста ничего не осталось,
только лежала поодаль в засохшей траве длинная, насквозь проржавевшая
палка - миноискатель. Тогда многие пользовались миноискателями, покупали
втихаря у армейских интендантов, надеялись на эти штуки как на самого
господа бога, а потом два сталкера подряд за несколько дней погибли с
ними, убитые подземными разрядами. И как отрезало... Кто же все-таки был
этот Хлюст? Стервятник его сюда привел или он сам сюда пришел? И почему их
всех тянуло к этому карьеру? Почему я об этом ничего не слыхал?.. Дьявол,
припекает-то как! И это с утра, а что будет потом?
Артур, который шел шагах в пяти впереди, поднял руку и вытер со лба
пот. Рэдрик покосился на солнце. Солнце было еще невысоко. И тут он вдруг
осознал, что сухая трава под ногами не шуршит, как раньше, а словно бы
поскрипывает, как картофельная мука, и она уже не колючая и жесткая, как
раньше, а мягкая и зыбкая, - она рассыпалась под сапогом, словно лохмотья
копоти. И он увидел четко выдавленные следы Артура и бросился на землю,
крикнув: "Ложись!"
Он упал лицом в траву, и она разлетелась в пыль под его щекой, и он
заскрипел зубами от злости, что так не повезло. Он лежал, стараясь не
двигаться, все еще надеясь, что, может быть, пронесет, хотя и понимал, что
они попались. Жар усиливался, наваливался, обволакивая все тело, как
простыня, смоченная кипятком, глаза залило потом, и Рэдрик запоздало
крикнул Артуру: "Не шевелись! Терпи!". И стал терпеть сам.
И он бы вытерпел, и все обошлось бы тихо-благородно, пропотели бы
только, но не выдержал Артур. То ли не расслышал, что ему крикнул, то ли
перепугался сверх всякой меры, а может быть, разом припекло его еще
сильнее, чем Рэдрика, - во всяком случае управлять собой он перестал и
слепо, с каким-то горловым воплем, кинулся, пригнувшись, куда погнал его
бессмысленный инстинкт - назад, как раз туда, куда бежать уж никак нельзя
было. Рэдрик едва успел приподняться и обеими руками ухватить его за ногу,
и он всем телом грянулся о землю, подняв тучу пепла, взвизгнул
неестественно высоким голосом, лягнул Рэдрика свободной ногой в лицо,
забился и задергался, но Рэдрик, сам уже плохо соображая от боли, наполз
на него, прижимаясь обожженным лицом к кожаной куртке, стремясь задавить,
втереть в землю, обеими руками держа за длинные волосы дергающуюся голову
и бешено колотя носками ботинок и коленями по ногам, по земле, по заду. Он
смутно слышал стоны и мычание, доносившиеся из-под него, и свой
собственный хриплый рев: "Лежи, жаба, лежи, убью...". А сверху на него все
наваливали и наваливали груды раскаленного угля, и уже полыхала на нем
одежда, и трещала, вздуваясь пузырями и лопаясь, кожа на ногах и боках, и
он, уткнувшись лбом в серый пепел, судорожно уминая грудью голову этого
проклятого сопляка, не выдержал и заорал изо всех си л...
Он не помнил, когда все это кончилось. Понял только, что снова может
дышать, что воздух снова стал воздухом, а не раскаленным паром, выжигающим
глотку, и сообразил, что надо спешить, что надо как можно скорее убираться
из-под этой дьявольской жаровни, пока она снова не опустилась на них. Он
сполз с Артура, который лежал совершенно неподвижно, зажал обе его ноги
под мышкой и, помогая себе свободной рукой, пополз вперед, не спуская глаз
с черты, за которой снова начиналась трава, мертвая, сухая, колючая, но
настоящая, - она казалась ему сейчас величайшим обиталищем жизни. Пепел
скрипел на зубах, обожженное лицо то и дело обдавало остатками жара, пот
лил прямо в глаза, наверное, потому, что ни бровей, ни ресниц у него
больше не было. Артур волочился следом, словно нарочно цепляясь своей
проклятой курточкой; горели обваренные руки, а рюкзак при каждом движении
поддавал в обгорелый затылок. От боли и духоты Рэдрик с ужасом подумал,
что совсем обварился и теперь ему не дойти. От этого страха он сильнее
заработал свободным локтем и коленками, только бы доползти, ну еще
немного, давай, Рэд, давай, Рыжий, вот так, вот так, ну еще немного...
Потом он долго лежал, погрузив лицо и руки в холодную ржавую воду, с
наслаждением вдыхая провонявшую гнилью прохладу. Век бы так лежал, но он
заставил себя подняться, стоя на коленях, сбросил рюкзак, на четвереньках
подобрался к Артуру, который все еще неподвижно лежал в шагах тридцати от
болота, и перевернул его на спину. Н-да, красивый был мальчик. Теперь эта
смазливая мордашка казалась черно-серой маской из смеси запекшейся крови и
пепла, и несколько секунд Рэдрик с тупым интересом разглядывал продольные
борозды на этой маске - следы от кочек и камней. Потом он поднялся на
ноги, взял Артура под мышки и потащил к воде. Артур хрипло дышал, время от
времени постанывая. Рэдрик бросил его лицом в самую большую лужу и
повалился рядом, снова переживая наслаждение от мокрой ледяной ласки.
Артур забулькал, завозился, подтянул под себя руки и поднял голову. Глаза
его были вытаращены, он ничего не соображал и жадно хватал ртом воздух,
отплевываясь и кашляя. Потом взгляд его сделался осмысленным и остановился
на Рэдрике.
- Ф-фу-у... - сказал он и помотал лицом, разбрызгивая грязную воду. -
Что это было, мистер Шухарт?
- Смерть это была, - невнятно произнес Рэдрик и закашлялся. Он ощупал
лицо. Было больно. Нос распух, но брови и ресницы, как это ни странно,
были на месте. И кожа на руках тоже оказалась цела, только покраснела
малость.
Артур тоже осторожно трогал пальцами свое лицо. Теперь, когда
страшную маску смыло водой, физиономия у него оказалась тоже противу
ожиданий почти в порядке. Несколько царапин, ссадина на лбу, рассечена
нижняя губа, а так, в общем, ничего.
- Никогда о таком не слышал, - проговорил Артур и посмотрел назад.
Рэдрик тоже оглянулся. На сероватой испепеленной траве осталось много
следов, и Рэдрик поразился, как, оказывается, короток был тот страшный,
бесконечный путь, который он прополз, спасаясь от гибели. Каких-нибудь
метров двадцать-тридцать, не больше, было всего от края до края выжженной
проплешины, но он сослепу и от страха полз по ней каким-то диким зигзагом,
как таракан по раскаленной сковороде, и спасибо еще, что полз, в общем,
туда, куда надо, а ведь мог бы заползти на "комариную плешь" слева, а мог
бы и вообще повернуть обратно... Нет, не мог бы, подумал он с
ожесточением. Это молокосос какой-нибудь мог бы, а я тебе не молокосос, и
если бы не этот дурак, то вообще ничего бы не случилось, обварил бы себе
ноги, вот и все неприятности.
Он посмотрел на Артура. Артур с фырканьем умывался, покряхтывал,
задевая больные места. Рэдрик поднялся и, морщась от прикосновений
задубевшей от жары одежды к обожженной коже, вышел на сухое место и
нагнулся над рюкзаком. Вот рюкзаку досталось по-настоящему. Верхние
клапаны просто-напросто обгорели, пузырьки в аптечке все полопались от
жара к чертовой матери, и от жухлого пятна несло невыносимой медициной.
Рэдрик отстегнул клапан, принялся выгребать осколки стекла и пластика, и
тут Артур у него за спиной сказал:
- Спасибо вам, мистер Шухарт! Вытащили вы меня.
Рэдрик промолчал. Какой еще черт спасибо! Сдался ты мне спасать тебя.
- Я сам виноват, - сказал Артур. - Я ведь слышал, что вы мне
приказали лежать, но я здорово перепугался, а когда припекло, совсем
голову потерял. Я очень боли боюсь, мистер Шухарт...
- Давай, вставай, - сказал Рэдрик, не оборачиваясь. - Это все были
цветочки... Вставай, чего разлегся!
Зашипев от боли в обожженных плечах, он вскинул на спину рюкзак,
продел руки в лямки. Ощущение было такое, будто кожа на обожженных местах
съежилась и покрылась болезненными морщинами. Боли он боится... С чумой
тебя пополам вместе с твоей болью!.. Он огляделся. Ничего, с тропы не
сошли. Теперь эти холмики с покойниками. Поганые холмики стоят, гниды,
торчат как чертовы макушки, и эта лощинка между ними... Он невольно
потянул носом воздух. Ах, поганенькая лощинка, вот она-то самая погань и
есть. Жаба.
- Лощинку между холмами видишь? - спросил он Артура.
- Вижу.
- Прямо на нее. Марш!
Тыльной стороной ладони Артур вытер под носом и двинулся вперед,
шлепая по лужам. Он прихрамывал и был уже не такой прямой и стройный, как
раньше, - согнуло его, и шел он теперь осторожно, с большой опаской. Вот и
еще одного я вытащил, подумал Рэдрик. Который же это будет? Пятый? Шестой?
И теперь вот спрашивается: зачем? Что он мне, родной? Поручился я за него?
Слушай, Рыжий, а почему ты его тащил? Чуть ведь сам из-за него не
загнулся... Теперь-то, на ясную голову, я знаю: правильно я его тащил, мне
без него не обойтись, он у меня как заложник за Мартышку. Я не человека
вытащил, я миноискатель свой вытащил. Тральщик свой. Отмычку. А там, на
горячем месте, я об этом и думать не думал. Тащил его как родного, и мысли
даже не было, чтобы бросить, хотя про все забыл и про отмычку забыл, и про
Мартышку забыл... Что же это получается? Получается, что я и в самом деле
добрый парень. Это мне и Гута твердит, и Кирилл-покойник внушал, и Ричард
все время насчет этого долдонит... Тоже мне, нашли добряка! Ты это брось,
сказал он себе. Тебе здесь эта доброта ни к чему! Думать надо, а потом уже
руками-ногами шевелить. Чтоб в первый и в последний раз, понятно?
Добряк... Мне его надо сберечь для "мясорубки", холодно и ясно подумал он.
Здесь все можно пройти, кроме "мясорубки".
- Стой! - сказал он Артуру.
Лощина была перед ними, и Артур уже стоял, растерянно глядя на
Рэдрика. Дно лощины было покрыто гнойно-зеленой, жирно отсвечивающей на
солнце жижей. Над поверхностью ее курился легкий парок, между холмами он
становился гуще, и в тридцати шагах уже ничего не было видно. И смрад.
"Запашок там будет, Рыжий, так ты не того... не дрейфь".
-23-
назад
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
дальше
|
|
|
